К сожалению, сведения о судьбе Самуила Натановича отрывочны и не полны. Слишком много времени прошло.
В Центре документации новейшей истории Томской области (cdnito.tomsk.ru) имеются «Характеристики на заведующих отделами, лабораториями и клиниками Всесоюзного института экспериментальной медицины по состоянию на 01.02.1943 года» (ГА РФ. Ф. 6742. Оп. 1.Д. 242. Л. 1–6. Подлинник. Машинопись), где мы находим следующую информацию: «Профессор Брайнес Самуил Натанович. Доктор медицинских наук. Окончил Ленинградский медицинский институт в 1923 г. С 1923 г. ведет научно-исследовательскую работу в области психиатрии и в области клинического применения учения о митогенетических лучах Гурвича. Являясь учеником и сотрудником последнего, выполнил ряд работ по использованию факторов митогенетического излучения при лечении душевных заболеваний и различных патологических состояний организма. Член ВКП(б). В настоящее время исполняет обязанности зам.директора ВИЭМ. Ведет активную общественную работу».
Однако в анналах науки навеки остался главный след ученого – его публикации. С.Н. Брайнес занимался проблемами шизофрении. Под его редакцией в 1959 г. в Москве выходит книга «Вопросы экспериментальной патологии [шизофрения]: сборник работ лаборатории экспериментальной патологии». В сборнике освещались исследования в области экспериментального воспроизведения на животных кататоноподобных симптомов с помощью различных препаратов и вопросы патофизиологии этих состояний.
Другим важным направлением исследований лаборатории патофизиологии являлся поиск закономерностей переработки информации и управления в живых организмах, алгоритмов, лежащих в основе работы головного мозга как весьма совершенной самоорганизующейся системы. В результате экспериментов, проведенных в НИИ психиатрии, С.Н. Брайнес с соавторами опубликовали в «Вестнике философии» (1959, № 6) пионерскую статью «Некоторые вопросы теории самоорганизующихся систем». Затем друг за другом выходят великолепные монографии. В 1959 г. – «Проблемы нейрокибернетики: ученые записки Института психиатрии Академии медицинских наук СССР» (Брайнес С.Н., Напалков А.В., Свечинский В.Б.). В 1962 г. – «Нейрокибернетика» (Брайнес С.Н., Напалков А.В., Свечинский В.Б. М.: Изд-во медицинской литературы). В 1968 г. выходит книга «Проблемы нейрокибернетики и нейробионики» (Брайнес С.Н., Свечинский В.Б. М.: Медицина), а в 1971 г. завершающий сборник – «Биологическая и медицинская кибернетика: некоторые актуальные проблемы» (Ред. С.Н. Брайнес. М.: Медицина). Про лабораторию патофизиологии в 1960 г. на киностудии «Мосфильм» был снят научно-популярный фильм «Искусственный интеллект в СССР 1958–1959 годы. Мозг и машина» (Моснаучфильм, 1960). Он доступен для просмотра в интернете.
Имеются интересные воспоминания дочери В.Б. Свечинского (коллеги С.Н. Брайниса) Натальи Поляновой: «Я знала Самуила Натановича с “до рождения”. Помню я его плохо: быстрый, порывистый человек, с абсолютно лысой головой, мне казалось, что очень старый, хотя ему тогда было слегка за 70. Великий врач, удивительный ученый, организатор, энтузиаст и волшебник. По образованию (полученному после революции) Самуил Натанович был врачом-психиатром.
Если не ошибаюсь, учился у Бехтерева. По окончании университета (та же пресловутая пятипроцентная норма) был назначен врачом-интерном в психиатрическую больницу. Молодой врач получил безнадежных больных, которые провели в клинике лет по двадцать. Самуил Натанович был незаурядным гипнотизером, к тому же разработал какие-то собственные методики. Честолюбие и огромная страсть к науке подталкивали его. Руководство больницы не интересовалось ни молодым врачом, ни его пациентами, что было ему только на руку. Он стал с ними работать и несколько человек довел до выписки.
Случай неслыханный, собирались консилиумы, безнадежные пациенты были признаны здоровыми. Последствия его труда оказались ужасными. Из 10 человек 2 покончили с собой, все остальные вернулись в клинику. Он не рассчитал, что эти люди 20 лет были оторваны от мира, родные фактически их похоронили, а в стране бушевала гражданская война. И здоровая психика такого потрясения не выдержит. Но для Самуила Натановича потрясение оказалось слишком сильным, и из медицины он ушел. До конца уйти не удалось, но психиатрическую помощь он оказывал крайне редко, только когда не мог отказаться.
Например, в тридцатые годы он лечил от депрессии любимого дворника Горького. Дворник сидел в сарае за поленницей во дворе знаменитого особняка Рябушинского и плакал. Случай был несложный, хватило пары сеансов.
А вот звонок из особняка Берии (дело было уже после войны) мог стоить головы. Пришлось лечить сестру жены Берии.
Обошлось, методика не подкачала. Самый большой ужас Старик (так называл его папа) испытал, когда не мог пробиться на Ленинградский вокзал. Больная вместе с сестрой ехала в Ленинград, он как врач должен был их сопровождать. Вокзал был оцеплен в несколько кругов – Берия лично приехал проводить жену. Маленький смешной еврей тщетно пытался убедить охрану, что его ждет сам товарищ Берия, его лениво отшвыривали, даже не били и не пытались арестовать, а тем временем отправку поезда уже несколько раз откладывали, Берия велел ждать врача. Как разрешилась история, я не знаю, к поезду Старик прорвался и перед Берией сумел оправдаться, но любви к психиатрии ему эта история не прибавила.
Перед войной Самуил Натанович работал в Ленинграде в ВИЭМе – Институте экспериментальной медицины, у академика Гуревича. Странными опытами там занимались, изучали всякие паранорм альные явления и т.д. В частности занимались омоложением, да-да, как в “Собачьем сердце”. Тему-то Булгаков не придумал. Опыты ставили над пациентами дома престарелых. Яичники обезьяны не пересаживали, методика была – гипнотический сон на несколько месяцев. А ВИЭМ занимался евгеникой – улучшением человеческой природы. И омоложением. Постареть партийные лидеры, что ли, боялись? В начале сороковых они начали эксперименты на людях, в доме престарелых в Ленинграде. Мой папа видел фотографии, старики до и после курса. Лечил их Самуил Натанович длительным гипнозом. Погружал в сон примерно на три месяца. Как он поддерживал жизнедеятельность, никто не знает. Это была его тайна. Началась война, дальше блокада, дом престарелых эвакуировать никто не стал, все, что осталось, – это фотографии до и после. Мой отец их видел. Опыты с омоложением на людях были начаты где-то за год до войны. Поэтому много сделать они не сумели. Папа видел фотографии пациентов до и после – говорит, разница впечатляет. На первой фотографии – старик, у которого так трясутся руки (Паркинсон), что смазан кадр, на второй руки в порядке и лицо моложе. Самуил Натанович сам этих опытов очень боялся. С одной стороны, он был ученый, с другой – беспросветный трус. И понять его легко, ему совершенно не хотелось Берию омолаживать. И вообще никого. Погибли результаты экспериментов – и слава Богу. Секрет поддержания длительного сна и сохранения жизнедеятельности Самуил Натанович также унес с собой в могилу. Эксперимент не довели до конца – война, блокада. Все пациенты дома престарелых погибли, кормить их было некому.
Старик перебрался в Москву, продолжать опасные эксперименты он не хотел. Великий вождь старел, и Брайнесу совсем не улыбалось его омолаживать. Дальше, до смерти великого вождя, у меня в информации провал, а после неугомонный Старик занялся новым направлением в науке – нейрокибернетикой. Если вспомнить, что кибернетика только что была “продажной девкой капитализма”, можно сделать вывод, что прожитая жизнь мало чему его научила, разве что осторожности и изворотливости.
В МЭИ было основано студенческое научное общество. Жизнь у молодых ученых была голодной, но необыкновенной.
Самуил Натанович правдами и неправдами выбивал для них какие-то ставки, строил грандиозные проекты. Они придумывали науку нейрокибернетику, искали ответ на вопрос – может ли машина мыслить, между делом пытались при помощи труда превратить обезьяну в человека. Сами паяли компьютеры, на которых сами же и считали, писали формулы, строили модели, издавали книжки, защитили диссертации. В их лабораторию приезжал сам Норберт Винер. С ними работал знаменитый математик М.Л. Цейтлин, их деятельностью интересовался Гельфанд. В их жизни было все, кроме денег. До самой смерти Старика, уже в середине семидесятых, папа продолжал с ним работать. Они писали книги, одну из них даже издали в Китае, я очень гордилась томом с иероглифами.
Не хотел он лезть в политику, и как-то ловко после войны затерялся. Но ученый есть ученый, и в начале 1960-х заинтересовался он кибернетикой, тогда еще “продажной девкой империалиазма”. Лет ему было немало, но на мозги это не влиияло.
На базе МЭИ он и организовал первое студенческое бюро кибернетики.
Среди прочих удивительных вещей были в их лаборатории подопытные животные: несколько обезьян и очень пожилая болонка. Главного обезьяна – не помню, кто он был, орангутанг или горилла – звали Султан. Это именно его превращали в человека. Применить орудие труда (например, использовать палку, чтобы сбить банан) обезьяна может. Даже сама отломать для этого палку может. Они выясняли вторую производную: может ли обезьяна использовать орудие труда, чтобы сделать другое орудие труда, что считается одним из признаков интеллекта. Вот для этого и был у них Султан. Он был страшно умный и очень злобный, сидел в большой клетке. Не помню, как у него было с орудиями труда, но клетку свою он открывать по ночам исхитрялся, и когда ему это удавалось, что-нибудь крушил, ломал. После этого впадал в благодушие, ложился на пол и рисовал пальцем на стене круги. Болонка была (точнее был, это кобель) не простой, а омоложенный. После смерти Сталина и двадцатого съезда Брайнес осмелел и опыт повторил, на этот раз на болонке. Болонк был старый, у него отсутствовали репродуктивные функции (иными словами, импотент он уже был, и сперма у него была нежизнеспособной, от старости). Не спрашивайте меня, как он этого болонка усыпил и что он с ним делал, но эти функции восстановились, то есть факт омоложения был зафиксирован в виде анализов. Бесценному для науки болонку не повезло. Однажды ночью Султан вылез из клетки и порвал болонка буквально в клочки. Когда утром все пришли на работу, лаборатория была забрызгана кровью, а Султан лежал на полу и блаженно рисовал круги. Если бы они и сумели сделать из него человека, то довольно скверного. Болонку на момент гибели было больше двадцати лет. Почему-то больше Самуил Натанович эти опыты не повторял и методикой ни с кем не поделился. Отец считает, что властей все-таки боялся. Через какое-то время лаборатория развалилась, отец пошел автоматизировать большую химию, но с Брайнесом они по-прежнему работали, написали несколько книг о нейрокибернетике».
Удивителен и прекрасен жизненный путь Самуила Натановича Брайнеса. Многого мы уже не узнаем, однако его вклад в отечественную физиологию и нейробиологию неоценим! Можно гордиться, что такой человек был нашим сотрудником…
О.Ю. Соколов